Ай да Пушкин

— Мы отправляемся на бал, а ты, Золушка, отдели личность автора от его произведения!

На собеседовании:
— Не могли бы вы описать себя в двух словах?
— Ленивый ...

Благодаря нашим писателям нам есть на что ставить сковородку с картошкой.

Один мужик хвастается:
— А я за эти несколько месяцев все книги Донцовой прочитал.
Второй мужик отвечает:
— Хм... значит мои подозрения по поводу того, что у тебя был запор – подтвердились...

Встречаются два современных писателя:
— Что-то погода последнее время просто отвратительная!
— Кстати, об отвратительном. Что новенького вы за последнее время насочиняли?

Фанаты из литературного кружка сожгли второй дом по улице Гоголя.

Только один процент современных школьников, которых заставляют учить наизусть стихи Пушкина, начинают понимать Пушкина. Остальные 99% начинают понимать Дантеса!

На писательском собрании Маршака окликнули с трибуны: «С. Я., а Вы почему не выступаете?» С. Я. ответил: «Потому, что я не пава».

Идёт мужик по лесу. Навстречу ему старушка. Мужик говорит:
— Бабушка, что же ты делаешь в такой глуши? Бабка отвечает:
— Я, сынок, Баба Яга. Хожу, вот, по лесу, собираю мухоморы. Потом их с говном смешиваю, и на спирту настаиваю. Получается целебная настойка, я её людям продаю, тем и живу. Хочешь, и тебе секрет целебной настойки расскажу?
— Нет, спасибо, бабушка, – говорит мужик, — как деньги на говне с мухоморами делать, я и сам знаю.
— Ну, тогда прощай, сынок... Всего доброго!
— И тебе, бабуля, до свидания!
Баба Яга развернулась и пошла в свою сторону, а Пелевин в свою...

Молодой писатель приносит свою рукопись на читку редактору. Роман начинается со слов:
"А не испить ли нам кофею? – спросил граф".

— У вас отсутствует конфликт, – говорит редактор. — Надо исправить.
Писатель кивает головой, уходит, и возвращается на следующий день с новым вариантом:
"— А не испить ли нам кофею? – спросил граф.
— Отнюдь, – ответила графиня.
— Брезгуешь, сука! – гневно вскричал граф."

— Уже лучше, – говорит редактор, — но тема любви совершенно не раскрыта, даже не затронута!
Третий вариант романа выглядит так:
"— А не испить ли нам кофею? – спросил граф.
— Отнюдь, – ответила графиня.
— Брезгуешь, сука! – гневно вскричал граф и вы#бал графиню три раза на подоконнике."

— Очень хорошо! – доволен редактор. — Но не раскрыта тема природы…
И так далее, и так далее. После раскрытия тем природы, народа и революции получается примерно следующее:
"— А не испить ли нам кофею? – спросил граф.
— Отнюдь, – ответила графиня.
— Брезгуешь, сука! – гневно вскричал граф и вы#бал графиню три раза на подоконнике.
За окном шёл дождь, полыхала Октябрьская революция, рабочие устало возвращались с завода. Под окном семеро мужиков ожесточённо тр#х#ли дохлую лошадь."

— Прекрасно, просто прекрасно! – радуется редактор. — Осталось добавить уверенность в завтрашнем дне, и сдаём в печать!
Опубликованный роман начинается так:
"— А не испить ли нам кофею? – спросил граф.
— Отнюдь, – ответила графиня.
— Брезгуешь, сука! – гневно вскричал граф и вы#бал графиню три раза на подоконнике.
За окном шёл дождь, полыхала Октябрьская революция, рабочие устало возвращались с завода. Под окном семеро мужиков ожесточённо тр#х#ли дохлую лошадь. Внезапно один из них хлопнул себя по лбу и прокричал:
— Да чего же мы так надрываемся, братцы! Она же здесь и завтра лежать будет!".

Молодой начинающий автор принёс свой первый роман в издательство.

Редактор, не глядя в его сторону, сказал, - молодой человек, Вы видите, сколько у меня подобных произведений, я физически не могу всё это прочитать. Поэтому откройте Ваш роман на произвольной странице и прочтите мне один абзац. Я сразу скажу Вам, можете ли Вы рассчитывать на публикацию.

Автор открыл книгу и прочитал:

«Граф вошел в спальню графини, клацая манжетами по паркету.

- Не испить ли нам кофею, спросил граф графиню.

- Отнюдь, - ответила графиня.

И граф поимел графиню три раза на подоконнике».

- Что ж, неплохо для начала, - отметил редактор. Тема дворянства и его неизбежного разложения интересна нашему читателю. Но, безусловно, текст надо доработать, поскольку не видно связи сюжета с рабочим классом. Неделя Вам на доработку.

Через неделю автор читал редактору новый вариант:

«Граф вошел в спальню графини, клацая манжетами по паркету.

- Не испить ли нам кофею, спросил граф графиню.

- Отнюдь, - ответила графиня.

И граф поимел графиню три раза на подоконнике.

А за стеной раздавались удары молота, два кузнеца ковали какую-то железяку для ворот графской усадьбы».

- Сразу могу сделать замечание, - сказал редактор. – нет революционного настроя, не ощущается надвигающаяся гроза революции, а без этого роман печатать нельзя.

Через неделю автор принес в редакцию очередной вариант:

«Граф вошел в спальню графини, клацая манжетами по паркету.

- Не испить ли нам кофею, спросил граф графиню.

- Отнюдь, - ответила графиня.

И граф поимел графиню три раза на подоконнике.

А за стеной раздавались удары молота и нестройное пение, два кузнеца ковали какую-то железяку для ворот графской усадьбы и пели «Интернационал».

- Уже лучше, - сказал редактор, - но всё как-то безрадостно, есть дворянство, есть рабочий класс, но у рабочего класса нет веры в светлое будущее.

Автор принес доработанный вариант:

«Граф вошел в спальню графини, клацая манжетами по паркету.

- Не испить ли нам кофею, спросил граф графиню.

- Отнюдь, - ответила графиня.

И граф поимел графиню три раза на подоконнике.

А за стеной раздавались удары молота и нестройное пение, два кузнеца ковали какую-то железяку для ворот графской усадьбы и пели «Интернационал». Вдруг удары прекратились и раздался голос старшего кузнеца, - кончай работу, Ванька, хуй с ней, с железякой, завтра докуём!».

- Гораздо лучше, - похвалил редактор. Но в романе, претендующем на публикацию, обязательно должно быть описание замечательной русской природы. Новый вариант звучал так:

«Граф вошел в спальню графини, клацая манжетами по паркету.

- Не испить ли нам кофею, спросил граф графиню.

- Отнюдь, - ответила графиня.

И граф поимел графиню три раза на подоконнике.

А за стеной раздавались удары молота и нестройное пение, два кузнеца ковали какую-то железяку для ворот графской усадьбы и пели «Интернационал». Вдруг удары прекратились и раздался голос старшего кузнеца, - кончай работу, Ванька, хуй с ней, с железякой, завтра докуём!

За окном бушевала стихия, уже три часа шел проливной дождь».

Хорошо, похвалил редактор, но не хватает таинственности, которую так любят наши читатели, надо доработать. Через несколько дней автор принес новый вариант:

«Граф вошел в спальню графини, клацая манжетами по паркету.

- Не испить ли нам кофею, спросил граф графиню.

- Отнюдь, - ответила графиня.

И граф поимел графиню три раза на подоконнике.

А за стеной раздавались удары молота и нестройное пение, два кузнеца ковали какую-то железяку для ворот графской усадьбы и пели «Интернационал». Вдруг удары прекратились и раздался голос старшего кузнеца, - кончай работу, Ванька, хуй с ней, с железякой, завтра докуём!

За окном бушевала стихия, уже три часа шел проливной дождь.

Из камина торчала чья-то волосатая нога».

Стоп, - сказал редактор. Таинственность есть, но Вы совершенно не раскрыли невыносимое положение крестьянства, а это надо обязательно сделать. Да и действующих лиц маловато для романа. Автор принес очередное исправление:

«Граф вошел в спальню графини, клацая манжетами по паркету.

- Не испить ли нам кофею, спросил граф графиню.

- Отнюдь, - ответила графиня.

И граф поимел графиню три раза на подоконнике.

А за стеной раздавались удары молота и нестройное пение, два кузнеца ковали какую-то железяку для ворот графской усадьбы и пели «Интернационал». Вдруг удары прекратились и раздался голос старшего кузнеца, - кончай работу, Ванька, хуй с ней, с железякой, завтра докуём!

За окном бушевала стихия, уже три часа шел проливной дождь.

Из камина торчала чья-то волосатая нога.

Во дворе усадьбы под крики, нечеловеческий гогот и шум дождя, семеро пьяных крестьян трахали дохлую кобылу».

- Совсем другое дело, но и для нашего крестьянства должен быть какой-то выход, нельзя прерывать описание тяжелой жизни крестьян на такой грустной ноте. Необходима хотя бы небольшая доза оптимизма.

Автор принес исправленный вариант:

«Граф вошел в спальню графини, клацая манжетами по паркету.

- Не испить ли нам кофею, спросил граф графиню.

- Отнюдь, - ответила графиня.

И граф поимел графиню три раза на подоконнике.

А за стеной раздавались удары молота и нестройное пение, два кузнеца ковали какую-то железяку для ворот графской усадьбы и пели «Интернационал». Вдруг удары прекратились и раздался голос старшего кузнеца, - кончай работу, Ванька, хуй с ней, с железякой, завтра докуём!

За окном бушевала стихия, уже три часа шел проливной дождь.

Из камина торчала чья-то волосатая нога.

Во дворе усадьбы под крики, нечеловеческий гогот и шум дождя, семеро пьяных крестьян трахали дохлую кобылу. Вдруг один из них крикнул, - мужики, пошли отсюда, что мы под дождём надрываемся, кобыла здесь и завтра будет лежать!».

Замечательно, - улыбнулся редактор, - многоплановый роман вырисовывается. Есть тема дворянства и его разложения, тема рабочего класса и его революционного настроя, очевидна вера в светлое будущее. Хорошо показана наша природа, есть элемент таинственности и совсем неплохо описана тяжелая доля русского крестьянина. Хорошо бы еще показать в Вашем романе полное загнивание капиталистического общества и неизбежную победу социализма.

Через неделю автор принес новый вариант:

«Граф вошел в спальню графини, клацая манжетами по паркету.

- Не испить ли нам кофею, спросил граф графиню.

- Отнюдь, - ответила графиня.

И граф поимел графиню три раза на подоконнике.

А за стеной раздавались удары молота и нестройное пение, два кузнеца ковали какую-то железяку для ворот графской усадьбы и пели «Интернационал». Вдруг удары прекратились и раздался голос старшего кузнеца, - кончай работу, Ванька, хуй с ней, с железякой, завтра докуём!

За окном бушевала стихия, уже три часа шел проливной дождь.

Из камина торчала чья-то волосатая нога.

Во дворе усадьбы под крики, нечеловеческий гогот и шум дождя, семеро пьяных крестьян трахали дохлую кобылу. Вдруг один из них крикнул, - мужики, пошли отсюда, что мы под дождём надрываемся, кобыла здесь и завтра будет лежать!

А в это же время на чердаке соседнего дома низшие полицейские чины развлекались с падшими уличными женщинами, которые при ином общественно-политическом строе могли бы стать полезными обществу. Смеркалось, но с неизбежностью всходила над Россией заря социализма».

Отлично, - сказал редактор, - но необходимо добавить заключительный штрих и показать направляющую и руководящую роль коммунистической партии. Сами понимаете, что в нынешней политической ситуации это надо сделать обязательно.

Через пару дней автор зачитал редактору окончательный вариант:

«Граф вошел в спальню графини, клацая манжетами по паркету.

- Не испить ли нам кофею, спросил граф графиню.

- Отнюдь, - ответила графиня.

И граф поимел графиню три раза на подоконнике.

А за стеной раздавались удары молота и нестройное пение, два кузнеца ковали какую-то железяку для ворот графской усадьбы и пели «Интернационал». Вдруг удары прекратились и раздался голос старшего кузнеца, - кончай работу, Ванька, хуй с ней, с железякой, завтра докуём!

За окном бушевала стихия, уже три часа шел проливной дождь.

Из камина торчала чья-то волосатая нога.

Во дворе усадьбы под крики, нечеловеческий гогот и шум дождя, семеро пьяных крестьян трахали дохлую кобылу. Вдруг один из них крикнул, - мужики, пошли отсюда, что мы под дождём надрываемся, кобыла здесь и завтра будет лежать!

А в это же время на чердаке соседнего дома низшие полицейские чины развлекались с падшими уличными женщинами, которые при ином общественно-политическом строе могли бы стать полезными обществу. Смеркалось, но с неизбежностью всходила над Россией заря социализма. Ибо в подвале неприметного дома напротив, в обстановке строжайшей секретности, уже второй день шло заседание III съезда РСДРП, на котором выступал с речью Владимир Ильич Ленин».

Молодец, - похвалил редактор, - роман практически готов к печати. Но я хотел бы обсудить название Вашего произведения. Предварительное рабочее название Вашего романа – «Эх, ёб твою мать!!!». Хорошее название, бойкое с сильным глубинным смыслом. Но, если не ...

— Что бы сказал современный читатель, когда бы увидел, что Гоголь сжигает свой второй том романа «Мёртвые души»?
— Аффтар жжот.

— Привет, ты чего такой расстроенный?
— Да вот... был у меня один приятель. Его первой книгой был букварь.
— А последней?
— А последней — "Альпинизм для начинающих"...

Писать на самом деле очень легко. Ты просто садишься перед пишущей машинкой и начинаешь истекать кровью.

Если бы сегодня Гоголь оказался на спектакле Гоголь-центра, а Чехов — на постановке в МХТ имени Чехова, то здоровье классиков необратимо бы пошатнулось...

У Льва Николаевича в одном из его рассказов есть фраза, заканчивающаяся двенадцатью точками. Двенадцатью! Это не значит, что он палец на клавиатуру положил и вздремнул, нет! Это надо было бороду поднять, перо в чернила окунуть, потом точку поставить, потом снова поднять бороду, обмакнуть перо в чернила, снова точку поставить – и так 12 раз. Это авторский труд!

Школьная библиотека. Беседуют два заядлых книголюба.
Один:
— После прочтения «Таинственного острова», я возненавидел Жюль Верна, как человека и ощутил своё первое разочарование от прочтённой книги.
— Почему? Ведь интересная же книга!
— Книга отличная, но вот тот факт, что Жюль Верн не написал точных пропорций для создания нитроглицерина, оставил серьёзный осадок...

Книга при своём появлении никогда не бывает шедевром: она им становится.

Благодаря искусственному интеллекту на полках скоро появятся новые произведения Пушкина, Гоголя и Толстого.

Покупатель в книжном магазине:
— Вы что, правда думаете, что детектив с таким названием как: «Парикмахер-убийца» будет кому-то интересно читать, если всё уже и так ясно по одному только названию?
Продавец, раскрыв книгу, начинает читать аннотацию:
— На всемирном съезде собралось две тысячи парикмахеров...

— Михалыч! Чё это у тебя в туалете делает томик Есенина?!
— Да надоело читать освежитель воздуха.

— Сколько писателей детективного жанра, необходимо для того, чтобы поменять одну лампочку?
— Два. Один, чтобы заменить лампочку, и второй, чтобы придать ей неожиданный поворот в конце.

Добрый день, Джеймс!
Рады сообщить вам, что наше издательство планирует напечатать ваш роман. Должны отметить, что вы невероятно талантливы и вас ждет большое будущее в литературе. Однако есть важное требование. Вы должны изменить пол главного героя. Сейчас очень актуален образ сильной женщины.
С уважением, Л. Саммерс.

Добрый день, Линда.
Как вы и просили, я изменил пол главного героя. Теперь это женщина. Также изменил любовную линию. Теперь главного героя во время экспедиции на северный полюс дома ждет Стивен - верный муж.

Добрый день, Джеймс.
Прочитали новую версию. Редактор рекомендует изменить еще один эпизод. В седьмой главе, когда замерзающие полярники греются друг об друга в одном спальном мешке. Теперь, когда главный герой женщина, возникает странный сексуальный подтекст, попробуйте что-то сделать с этим.
И еще - в десятой главе полярники все вместе молятся. Религия - достаточно острый вопрос, сделайте так, чтобы они молились разным богам, а не одному.
С уважением, Л. Саммерс.

Здравствуйте, Линда.
Я заменил эпизод, о котором вы говорили. Теперь полярники молятся не только богу. У каждого своя религия. В том числе вуду и неоязычество. Надеюсь, это достаточно обширный список.
Также я изменил седьмую главу. Теперь полярники греются группами, согласно религиозным соображениям. А героиня вообще отдельно.
Скажите, должна ли она носить паранджу? Ведь один из полярников весьма радикальный исламист.
Джеймс Мороу.

Добрый день, Джеймс.
Мы решили публиковать ваш роман в нашем литературном журнале по главам. Это позволит нам вносить правки в еще неопубликованные главы. Мы уже опубликовали первую главу и получили ряд комментариев, связанных с тем, что среди полярников нет азиатов и людей с ограниченными возможностями. Пожалуйста, внесите соответствующие правки.
С уважением, Л. Саммерс.

Изменил вторую главу. Теперь среди полярников есть представители всех рас и безногий азиат. Его тащат на санках. Надевать ли паранджу на главную героиню?
Джеймс.

Добрый день, Джеймс.
Мы получили массу негативных отзывов.
1. Людей с ограниченными возможностями должно быть больше. Дело в том, что, когда он один и все его тащат - складывается образ неполноценного человека.
2. Нужны 3 гомосексуалиста.
3. Сделайте главную героиню более бодипозитивной. Паранджу не надевайте.
С уважением, Л. Саммерс.

Как вы и просили, внес правки. Теперь с ограниченными возможностями все, кроме исламиста и главной героини. Сама героиня теперь донельзя бодипозитивна.
Джеймс.

Джеймс, срочно внесите правки. Исламист не должен быть единственным человеком без ограниченных возможностей, это создает ощущение, будто он возвышается на фоне остальных, пусть он отморозит ноги. Срочно развивайте любовную линию религиозных гомосексуалистов. Скажу честно, публика не в восторге.
Л. Саммерс.

Отморозил ноги исламисту, заставил всех гомосексуалистов любить друг друга и православного вудуиста. Прописал линию спасения редкого белого медведя ценой жизни двух полярников.
Джеймс.

Джеймс, к сожалению, мы вынуждены прекратить публикацию.
Дело не в том, что история о банде сумасшедших, религиозных гомосексуальных инвалидов-полярников, прикармливающих медведя своей плотью под командованием двухсоткилограммовой бабищи, выглядит откровенно странной. Просто сегодня к нам в редакцию пришел глава ассоциации не умеющих читать и сказал, что их чувства оскорбляет ваш роман. Ибо они не могут его прочесть. Теперь вместо вашего романа мы будем публиковать пустые страницы.
Надеюсь на понимание.
С уважением, Линда Саммерс.

Слава богу, это закончилось!
Джеймс.

Добрый день, Джеймс.
Пишу это письмо, чтобы предупредить вас. К нам в редакцию пришла повестка в суд от религиозного общества «Святых Всенаполненных Братьев». Их оскорбляет хтоническая пустота вашего романа, и поэтому они намерены добиться вашего ареста. Бегите из страны, Джеймс!

— Сударыня, давеча купил у Гоголя второй том «Мёртвых душ»!
— Сударь, помилуйте, он же палёный!

Стояли Толстой и Достоевский на мосту, под ними текла река. Толстой говорит:
– Вот так и наша жизнь течёт.
А Достоевский ничего не сказал и плюнул в реку.
Толстой говорит:
– Ты осторожней, а то вот был случай в зоопарке — сторож Гаврилов тоже плюнул в водоём и заразил бегемота туберкулёзом, бегемот умер.
Достоевский спрашивает:
– А что Гаврилов?
Толстой:
– А что Гаврилов? Он потом ещё шимпанзе СПИДом заразил.
– В клетку плюнул? — спросил Достоевский.
– Какой ты, Фёдор Михайлович, в сущности ещё ребёнок, — расхохотался Толстой.

Мы не учимся на ошибках. Вот, казалось бы, всем известно, как погиб Пушкин, но в школах продолжают учить стихи, а стрелять по-прежнему не учат.

Гуляет Пушкин с Натальей Гончаровой, она у него спрашивает:
– Как вы свои стихи сочиняете?
– Да просто, что вижу – то и пишу. Вот, например, видишь – мужик в луже лежит:
«Лежит недвижимое тело,
лежит на жизненном пути.»
Из лужи высовывается опухшая с бодуна голова:
«Мужик, твоё какое дело?»
Пушкин:
– Идёмте, Наташа, это пьяный Лермонтов.

“Любите баб на свежем сене!” — писал поэт Сергей Есенин.
“А лучше, всё же, на опушке!” — упоминал об этом Пушкин.
“Ведите всех на зерноток!” — настаивал на этом Блок.
“Неважно где, а важно Как!” — заметил мудрый Пастернак!

"Называть себя писателем — дурной вкус. Нужно, чтобы тебя назвали писателем другие".

"Пиши пьяным, редактируй трезвым"

Михаил Афанасьевич Булгаков по профессии был врачом, а прославился как писатель. Вот что получается, когда у врача разборчивый почерк.

Тут уж как кому повезёт. Иному достаточно просто приделать к полену нос, чтобы войти в сокровищницу мировой литературы.

Все писатели:
— Надо чётко продумать и описать завязку истории, логично объяснив предпосылки возникновения данной ситуации.
Кафка:
— И вот короче мужик превратился в жука...

А ведь если «толкать» — это по-английски "push", то из этого следует, что Толкин — это Pushkin?

«Быть можно дельным человеком, но думать о красе ногтей» — процитировал гарант великого русского поэта и обкусил заусенец на французском маникюре.

В библиотеке:
— Добрый день, а у вас имеются книги по мотивации?
— Конечно, они вон там на дальней полке.
— А поближе нет?

Льва Толстого, когда он служил в армии, очень расстраивал мат. Когда он его слышал, всякого останавливал.
— Зачем же ты так выражаешься, голубчик, лучше, к примеру, скажи: Ах ты, дордын пуп, Амфидер! Или еще как-нибудь.
Когда Лев Толстой уволился, солдаты с восторгом вспоминали:
— Тут у нас раньше граф служил, ну и матерщинник, слова без мата не скажет, а такое загнет, что и не выговоришь!

— Что такое Графомания?
— Графомания — это такая болезнь, которой болеет автор, а вот страдают от неё — читатели.

Чем сильнее человек советует книгу, тем больше вероятность, что он читал только её.

— Опишите себя в трёх словах.
— Ленивый.

Беседуют двое приятелей. Один:
— Буду книгу писать...
— Зачем? — Интересуется второй.
— Читать нечего!

Русская литература целиком и полностью состоит из страданий. Страдает или персонаж, или автор, или читатель.
А если все трое — то это просто шедевр русской литературы.

Даже если книга тебя ничему не учит, ты хотя бы видишь, как правильно пишутся слова.