Штирлиц взглянул на стол На нём была расстелена карта. Почти до самой Москвы доползло отвратительное коричневое пятно. Никогда ещё отважного разведчика так неудержимо не рвало на Родину.
– Вот рожа довольная, улыбается во весь рост, – думал Борман, глядя на Штирлица. – Щас как долбану по морде! – А я увернусь, – подумал Штирлиц, продолжая улыбаться. – А я тебе тогда коленкой припечатаю, – злостно подумал Борман. – А я блок поставлю, – подумал в ответ Штирлиц. – А... – только подумал Борман. – Б... – незамедлительно подумал Штирлиц. – Ну и подготовка у них в Москве, – уважительно подумал Борман. – А ты думал! – подумал Штирлиц.
Идёт совещание, вдруг заходит Штирлиц с подносом апельсинов, ставит апельсины на стол, залезает в сейф, берёт документы и выходит. Гитлер Мюллеру: — Это что сейчас такое было? — А, это русский разведчик Исаев. — Почему ж вы его не арестуете? — Да он всё равно отмажется, скажет, апельсины приносил.
Мужчина сидел и выпивал в баре на протяжении всей ночи, и сильно перебрав с алкоголем, его стошнило себе на рубашку. — Вот чёрт, я не могу пойти домой в таком виде, моя жена убьёт меня. Бармен видит это и говорит: — Положите 20-долларовую купюру в карман, и когда она увидит внешнее состояние вашей рубашки, скажите ей, что какой-то пьяный наблевал на вас и дал вам 20 долларов за химчистку. Итак, мужчина идёт домой, и его жена с брезгливостью смотрит на его рубашку и спрашивает: — Что случилось? На что он отвечает: — Какой-то пьяный парень, случайно наблевал на меня, и он дал мне 20 долларов, чтобы заплатить за химчистку. На что его жена говорит: — Хорошо, вот только почему у тебя в руке 40 долларов? — Потому что этот пьяница, ещё и в штаны мне наделал!
Штирлиц находился в одном из берлинских кафе. Вдруг какой-то пьяный эсэсовец, зигуя и прыгая, закричал на всё кафе: - Русские - гады! Все с укоризной посмотрели на этого офицера и про себя, каждый из присутствующих, подумал: "Как же он мог такое сказать при Штирлице?"
Штирлиц занёс бутылку коньяка над головой Холотоффа и... заснул. «Ровно через двадцать минут он проснётся и продолжит свою нелёгкую работу на благо Родины!»
На стене туалета корявым почерком Бормана было написано: «Штирлиц скатина и русский шпиён!» Штирлиц достал карандаш и переправил "шпиён" на "разведчик".
Приходит как-то Гитлер на совещание, а поперёк комнаты стоит здоровенный железный ящик. Гитлер говорит Мюллеру: — Это что такое? — А, это Штирлиц установил новейшее советское миниатюрное подслушивающее устройство. — А чего же вы его не вытащите отсюда, если уж обнаружили? — Мы бы, мой фюрер, с удовольствием! Только его никто поднять не может.
Жена попросила разбудить её утром пораньше. Поставил ей на телефонный будильник звук блюющего неподалёку кота. Такого бодрого подъёма ещё не видела эта квартира. Пользуйтесь лайфаком.
В половину пятого утра дверь кабинета Бормана распахнулась и появившийся на пороге мужик в фуфайке, шапке ушанке, рюкзаком за спиной и ППШ в руках, произнёс, глядя Борману прямо в глаза: — Верблюды идут на север! — Верблюды идут в жопу! – вспылил Борман. — Кабинет Штирлица этажом выше. Но его сейчас нет. Он с партизанами мост взрывает! А своим скажите, чтоб пароль сменили! Задрали уже своими верблюдами!
Гитлер собирает всех в штабе: — Итак, завтра мы все вместе едем на картошку! Штирлиц не сдержался: — Ура! Совсем как у нас, в СССР! И тут же, решив, что сболтнул лишнего, вышел из строя и решил признаться: — Я русский разведчик Максим Исаев! Фюрер по-отечески улыбнулся: — Ох, дорогой Штирлиц... чего вы только не придумаете, чтобы не ехать на картошку...
Штирлицу объявили, чтобы в субботу он прибыл на субботник. Штирлиц в тихом ужасе. Провал, меня спалили! И решил сознаться лично Мюллеру в том, что он русский шпион. «Штирлиц, ну это уже какие-то детские отмазки! Что-нибудь поновее придумайте!».
«Совершенно секретно! Лично в руки! Рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру! Рейхсфюрер!..» Штирлиц отложил ручку и задумался: «А может всё-таки написать по-немецки?»
Что-то выделяло Штирлица среди остальных жителей Берлина. То ли это был мужественный профиль, то ли волевая осанка, то ли волочившийся за ним купол парашюта.